Кому принадлежат европейские футбольные клубы

Современные футбольные клубы – это не только и не столько футбольные команды, сколько крупные фирмы с самыми разными формами собственности. Где-то, как в «Челси», владелец на виду, где-то он находится «под прикрытием» принадлежащей ему компании, а какие-то клубы являются полноценными акционерными обществами, где каждый совладелец имеет право голоса.

Грандиозный скандал в мировом спорте, вызванный неудачной попыткой создания европейской футбольной Суперлиги, поутих, но афтершоки продолжаются, пусть теперь они не так заметны широкой общественности, как это было в середине апреля. Болельщики «Манчестер Юнайтед» в начале мая сорвали матч и требуют от американских владельцев, как минимум, передать им часть клуба, как максимум – продать. К тем же действиям американцев, владеющих «Арсеналом», призывают фанаты лондонцев. УЕФА грозится исключить из розыгрышей еврокубков «Реал», «Барселону» и «Ювентус», чьи президенты продолжают настаивать на своем и формально еще не вышли из Суперлиги, в отличие от девяти других «подельников».

И тут самое время разобраться, почему какие-то клубы не стали присоединяться к Суперлиге, другие быстро ее покинули, а третьи продолжают надеяться обставить УЕФА. Все дело в разных формах собственности, исторических предпосылках и в различном уровне полномочий и возможностей.

Царь и бог. Ну, почти

Если не разбираться глубоко в вопросе, то может показаться, что единоличный владелец клуба – самая популярная форма собственности в футболе. Вероятно, потому, что первые лица чаще на виду и со стороны выглядит так, что они принимают все решения самостоятельно. Самый яркий пример – Дэниэл Леви, ассоциирующийся с «Тоттенхэмом». На деле он даже не является мажоритарным акционером лондонского клуба. Ему принадлежит менее 30% компании, которая владеет 85% акций «Тоттенхэма».

Единоличное владение – форма собственности, постепенно уходящая в прошлое. Из ведущих футбольных стран она сейчас наиболее распространена во Франции. Примерно три четверти из двадцати клубов нынешней Лиги 1 (высшего дивизиона страны) находятся в единоличном владении. Самая известная персона тут – Франсуа Пино. С 1998 года он собственник «Ренна», а кроме клуба контролирует Gucci, Yves Saint Laurent, Boucheron, Balenciaga, Alexander McQueen, Brioni, Girard-Perregaux, Château Latour и является одним из крупнейших в мире коллекционеров произведений искусства.

Как и во многих других странах, среди владельцев французских клубов не только собственно французы. Так, «Марсель» в 2016 году был куплен американцем Фрэнком Маккортом, «Нант» в 2007-м – поляком Вальдемаром Китой, «Ницца» в 2019-м – англичанином Джимом Рэтклиффом. Особняком стоит история взаимоотношений «Монако» и Дмитрия Рыболовлева. В 2011 году российский миллиардер, чуть ранее переехавший в княжество на Лазурном берегу, «подобрал» терпящий бедствие футбольный клуб и снова превратил его в грозную боевую единицу. На бумаге Рыболовлеву принадлежит две трети акций «Монако», а оставшейся третью исторически владеет правящий дом Гримальди во главе с принцем Альбером II. Но, по сути, это лишь формальность.

Никак не может уйти от единоличного владения Англия. Хотя приобрести футбольный клуб здесь не так просто – сделка должна пройти одобрение на нескольких уровнях, и взаимного желания продавца и покупателя недостаточно. Самый свежий пример датируется 2020 годом. Прошлой весной владелец «Ньюкасл Юнайтед» Майк Эшли, ненавидимый фанатами своего же клуба за скаредность, жаждал продать «сорок» саудитам. Все было оговорено, но тут в Великобритании поднялась настоящая волна против этой сделки. Ключевыми аргументами были предположение, что представители королевской семьи Саудовской Аравии желают улучшить имидж своей страны за счет английского футбола, а также факт причастности потенциальных покупателей к убийству Джамаля Хашогги в Стамбуле в октябре 2018 года. Разборки дошли до британского парламента и правительства, английская премьер-лига сделку заблокировала, так что Эшли продолжает владеть «Ньюкаслом». При этом саудиты (а именно принц Абдулла бин Мусаад бин Абдулазиз аль Сауд) спокойно владеют другим английским клубом – «Шеффилд Юнайтед», получив полный контроль над ним в 2019 году.

Восемнадцать лет назад с аналогичными проблемами столкнулся, наверное, самый известный и самый одиозный из владельцев европейских футбольных клубов – Роман Абрамович. Против продажи россиянину «Челси» Кеном Бэйтсом в 2003 году активно выступали и британская пресса, и отдельные политики, и часть фанатов. Однако многомиллионные вложения вкупе с быстрыми успехами заставили критиков утихнуть.

Долго шел к владению другим лондонским клубом, «Арсеналом», американец Стэн Кронке, ныне ненавидимый большой частью фанатов «канониров».

Он начал по частям собирать акции «Арсенала» еще в 2008 году. В итоге, за десять лет он выкупил 90% акций клуба, что привело к автоматическому приобретению оставшихся 10%. Последним оплотом сопротивления был миллиардер Алишер Усманов, который вроде и сам был не прочь стать владельцем «Арсенала», но все же согласился продать свою долю Кронке. Кстати, Усманов после этого не ушел из английского футбола, а обратил свой взор на ливерпульский «Эвертон». Формально этим клубом, правда, владеет британец иранского происхождения Фархад Мошири. Однако это больше похоже на секрет полишинеля, ведь Мошири – акционер и глава холдинга USM, принадлежащего Усманову, и его бизнес-партнер с 2006 года.

Под прикрытием

Сразу несколькими популярными европейскими футбольными клубами владеют компании или холдинги. Однако понятно, что это лишь «завеса» для реальных владельцев, которые по разным причинам (налоговым, имиджевым и т. д.) не хотят быть юридическими собственниками. Самые известные примеры – недавние соперники по полуфиналу Лиги чемпионов «Манчестер Сити» и «Пари Сен-Жермен».

По документам владелец свежеиспеченного чемпиона Англии – Abu Dhabi United Group, приобретшая «горожан» в 2008 году. На деле ни для кого не секрет, что хозяин «Манчестер Сити» – вице-премьер ОАЭ шейх Мансур ибн Зайд аль-Нахайян, так как он и является владельцем Abu Dhabi United Group. За прошедшие годы компания создала целую семью футбольных клубов под общим лейблом «Сити» практически на всех континентах: сюда также входят «Нью-Йорк Сити», «Мельбурн Сити» и «Мумбай Сити».

По пути соседей пошли в начале 2010-х и представители правящей династии Катара. Будущий эмир, а тогда наследник престола Тамим бин Хамад Аль Тани основал фонд Qatar Sports Investments, который в две попытки, в 2011 и 2012 годах, при посредничестве французского правительства приобрел «Пари Сен-Жермен». И хотя фондом и клубом руководит Насер Аль-Хелаифи, говорят, что ни одно важное решение в «ПСЖ» не принимается без одобрения эмира Катара.

По сути, вывески нужны арабским владельцам, в том числе для того, чтобы избежать обвинений в неравных возможностях по сравнению с конкурентами. Но это, конечно, не удается: соперники «Манчестер Сити» и «ПСЖ» год за годом сетуют на то, что проблематично соревноваться с клубами, принадлежащими целым странам, и не просто странам – а монархиям и нефтяным гигантам с практически неограниченными возможностями.

Совсем другие интересы преследует семья Глэйзеров, которая владеет «Манчестер Юнайтед» с 2005 года. Американцы поглотили «МЮ» аналогично Кронке, год за годом выкупая доли у различных акционеров. Наконец, получив контрольный пакет, Глэйзеры сняли клуб с Лондонской фондовой биржи и сменили форму с открытого акционерного общества на частную компанию – Manchester United plc (public limited company). Ну а дальше Глэйзеры стали через кредиты и займы вешать на «МЮ» долги, выставлять лимитированное количество акций на Сингапурской, Гонконгской и Нью-Йоркской биржах, в общем, рассматривать клуб не как спортивный, а исключительно как бизнес-проект. Окончательно довели фанатов слова гендиректора Эдда Вудворда о том, что для финансовой успешности спортивные результаты не так уж и важны плюс весенняя афера с Суперлигой. Сейчас фанаты воюют с Глэйзерами, требуя от них или продать клуб целиком, или выставить на продажу 50% плюс одну акцию.

Немецкие правила и исключения

Сама суть требования болельщиков «Манчестер Юнайтед» под условным названием «50+1» пришла из Германии. Здесь это закон. Запрещено не только единоличное владение футбольным клубом, но и даже наличие контрольного пакета акций в одних руках. Впрочем, как обычно, из любого правила бывают исключения. В нынешней бундеслиге (высшем дивизионе немецкого футбола) их четыре. Первые два касаются исторически заводских команд. Фармацевтический концерн Bayer AG владеет «Байером» из Леверкузена, а автомобильный гигант Volkswagen AG – «Вольфсбургом» из одноименного города. Третий относится к клубу, который, по сути, с нуля был создан одним человеком. «Хоффенхайм», хоть и родился официально в 1899 году, но к нормальной жизни вернулся только в начале 2000-х, когда местный бизнесмен Дитмар Хопп вытащил его из небытия и довел до элиты.

Четвертое исключение – пограничное. Австрийский концерн Red Bull, строя свою спортивную империю (аналогичную Abu Dhabi United Group), естественно, не мог пройти мимо футбола. Начав с родины, где компания приобрела «Зальцбург», Red Bull создал или купил клубы в США («Нью-Йорк Ред Буллз»), Бразилии («Ред Булл Бразил» и «Ред Булл Брагантино») и, конечно, в соседней Германии. Так появился «РБ Лейпциг», основанный в 2009 году на пустом месте, начавший свой путь в пятом дивизионе и дошедший до звания вице-чемпиона Германии, финишируя в 2017 и 2021 годах вслед за могущественной «Баварией». При этом компании, в отличие от других стран, запретили использование полного названия, вынудив сократить его до РБ, но позволили единоличное владение.

Характерный же пример построения футбольного клуба в Германии – это, пожалуй, «Бавария». 75% ее акций принадлежат клубу, то есть закрытому акционерному обществу FC Bayern München eV. И по 8,33% имеют крупные немецкие компании – Adidas, Audi и Allianz. Поэтому ни «Бавария», ни дортмундская «Боруссия» не хотели, да и не могли пойти за создателями Суперлиги – система построена так, что здесь нет единоличного командующего, а есть совет директоров и президент, подотчетные акционерам.

Торжество испанской демократии

Акционерными обществами являются также испанский «Атлетико» и итальянский «Ювентус», и, тем не менее, они вошли в Суперлигу. Но фокус в том, что в этих странах нет правила «50+1». И семья Аньелли, исторически владевшая «Ювентусом» и продолжающая осуществлять контроль через свой холдинг Exor (в его распоряжении 63,8% акций «старой синьоры», а также легендарный Ferrari и издание The Economist), решает судьбу туринского клуба. Аналогичная ситуация и в «Атлетико», где семья Хиль имеет 51% акций клуба, еще 30% – у израильского миллиардера Идана Офера и 19% – у кинопродюсера Энрико Сересо.

Зато именно в Испании есть четыре образца подлинной футбольной демократии. Клубы, которые исторически полностью принадлежат зарегистрированным болельщикам, фактическим акционерам – «сосьос». Это «Атлетик», «Осасуна», «Реал» и «Барселона». Но если баски и наваррцы не настолько на виду, то буквально каждый чих из стана мадридцев и каталонцев рассматривается под микроскопом.

В исторически сложившейся структуре и сила, и слабость «Реала» и «Барселоны». Акции двух испанских грандов нельзя купить и продать, как нельзя купить и продать клубы целиком. Очередь на то, чтобы стать сосьо, расписана на годы, если не десятилетия вперед. А в управлении клубом действует прямое электоральное право. Сосьос на выборах по принципу «один человек – один голос» избирают президента. Более того, если президент опростоволосится, сосьос могут объявить ему вотум недоверия, как это случилось в прошлом году с возглавлявшим «Барселону» Жозепом Бартомеу. В итоге 7 марта этого года новым президентом «блауграны» был избран Жоан Лапорта, который меньше чем через месяц вместе со своим «врагом», президентом «Реала» Флорентино Пересом (кстати, недавно переизбранным), вляпался в авантюру с Суперлигой.

Почему оба на это пошли? Несмотря на то, что президенты обоих грандов, как правило, богатейшие люди, а при вступлении в должность они должны предоставить банковско-финансовые гарантии, вкладывать свои личные средства в клуб им запрещено. Можно задействовать то, что заработано, и то, что заимствовано. Пандемия коронавируса, повлекшая в том числе отсутствие болельщиков на стадионах-гигантах (почти 100 тыс. на «Камп Ноу» в Барселоне и 81 тыс. на «Сантьяго Бернабеу» в Мадриде), сильно ударила по доходам. Сокращение расходов повлечет снижение спортивных результатов, а ведь есть еще и долги. Так что понять мотивы первых лиц «Барселоны» и «Реала» можно. За свою упущенную выгоду они будут биться.