Россия или Китай: политическая или экономическая интеграция?
У евразийской интеграции есть будущее только в том случае, если ее участники будут придерживаться поиска выгод от объединения исключительно в экономическом направлении, уход же в политическую интеграцию грозит Евразийскому союзу повторением судьбы всех империй, существовавших на континенте, – неизбежным развалом. Так считают участники второго Казахстанско-Российского экспертного форума, прошедшего в Астане 10 мая.
По мнению спикеров, выступавших на форуме, «бессмертный» путь экономической интеграции на евразийском пространстве сейчас пытается реализовать Китай, а один из инициаторов создания ЕАЭС – Россия – пытается свести интеграционное образование на политические рельсы. И Казахстану необходимо сейчас определяться, какое из этих двух направлений для него является приоритетным.
Мысль о том, что Казахстан, без преувеличения, находится между двух огней, вернее – между двух отличных друг от друга парадигм евразийского развития, была высказана на этом форуме, как это ни парадоксально, россиянином. Директором Центра российской стратегии в Азии Института экономики Российской академии наук Георгием Толорая, который саму идею создания ЕАЭС считает «оксюмороном», то есть сочетанием несочетаемого. Или, как в случае с Евразийским союзом, соединением несоединимого: попытку свести в интеграционное объединение разные культуры, разный менталитет и даже разного уровня экономики.
«И я не одинок в такой оценке, многие эксперты говорят, что евразийский нарратив (взаимосвязь. – «Къ») – не найденный, а сконструированный», – замечает Толорая. Он напоминает, что на территории Евразии уже были разнородные империи – и китайская, и монгольская, и персидская, и македонская, и тюркская, и османская, и уйгурская, и российская. И история всех их заканчивалась неизменным распадом, поскольку во главу угла в них ставилась политическая, а не экономическая целесообразность, а политические цели составляющих эти империи стран рано или поздно расходились до состояния взаимоисключающих.
Интеграционное объединение – это, конечно, не империя, однако ж механизмы, ведущие к распаду, по мнению российского эксперта, у них примерно одинаковые. И если в ЕАЭС увлекутся политическими проектами, то рано или поздно в нем сработает та же мина замедленного действия, что и в предшественниках нынешней интеграции. Выход эксперт видит в том, чтобы принять китайское видение будущего Евразии, которое основывается на чисто экономической составляющей сотрудничества.
«В евразийском процессе сейчас есть два основных проекта – это китайский и российский: есть еще попытка Индии как-то выстроить движение на восток через Мьянму на Японию, но это, скорее, реакция на китайское доминирование, и вряд ли это чем-то увенчается, – говорит Толорая. – Если говорить о реалиях политики, то надо думать, как совместить эти два проекта – китайский и российский. И надо понимать, что это единственный ответ на то, что Китай стал доминирующим игроком на всем этом пространстве. Российский проект, на мой взгляд, довольно чахоточный – может быть, он и выживет, но вряд ли станет двигателем евразийской интеграции. Поэтому, мне кажется, с точки зрения практической надо определяться – как мы вписываемся в китайский проект и как извлечь из него для себя выгоды. Наступательная позиция у нас есть в других частях мира, а здесь важна генерация идей и концепций, и попытки заинтересовать в их реализации других региональных игроков», – убежден он.
С ним согласен и исполнительный директор Казахстанского совета по международным отношениям Искандер Акылбаев, который обращает внимание на то, что уже сейчас у России и Казахстана видение будущего ЕАЭС начинает разниться именно в том направлении, на которое указал директор Центра российской стратегии в Азии. Астана видит в ЕАЭС чисто экономический проект, Москва склонна рассматривать это объединение как политический проект, если не здесь и сейчас, то в какой-то отдаленной перспективе. Отсюда и «аморфность» некоей «евразийской общности», с точки зрения г-на Акылбаева: о том, чтобы позиционировать себя гражданином некоего евразийского союза, не думают ни в Казахстане, ни в Кыргызстане, ни в Армении, ни в Беларуси. Соответственно, если Москва захочет впрямую отправить такой посыл, остальные четыре участника союза воспримут его холодно.
К тому же у Астаны, по мнению исполнительного директора Казахстанского совета по международным отношениям, может в самое ближайшее время реанимироваться интерес к центральноазиатской интеграции: к экономической составляющей ЕАЭС ее интерес это не охладит, но вступлению в политические объединения уж точно способствовать не будет.
«Если говорить об идентичности, то для Казахстана стоит вопрос, как мы себя позиционируем: как центральноазиатская общность или все же более как общность евразийская? – говорит Акылбаев. – Долгое время Центральная Азия у нас была неким таким основным направлением, но затем наступило определенное разочарование внутри региона, и мы стали ориентироваться больше на евразийское направление. Однако с появлением на региональной арене Узбекистана в его новом качестве, появился определенный импульс и для регионального сотрудничества. И сейчас здесь для Казахстана вновь встает вопрос – как мы себя больше позиционируем – как центральноазиатская общность или евразийская. С точки зрения перспективы, с точки зрения экономических вопросов, конечно же евразийский аспект является более привлекательным. Но стоит признать, что евразийская общность довольно аморфна», – отмечает он.
При этом, по мнению казахстанского политолога Аскара Нурши, Казахстан сейчас сам оказался в положении России, которое в конце 90-х российскими политологами характеризовалось как положение острова, который находится посреди бушующего и меняющегося моря.
«В последнее время мы в Казахстане ощущаем себя неким островом, есть ощущение того, что мир вокруг нас пришел в движение: например, Кыргызстан пришел в движение с 2005 года, с недавних пор в движение пришел Узбекистан, Россия в последние годы движется, Китай, то есть смысл в том, что вокруг нас мир движется, и для нас актуален вопрос – как дальше позиционировать себя, – говорит г-н Нурша. – Очень большая амплитуда в политике предыдущей и нынешней администрации США наблюдается, и Казахстану, как и миру всему, надо к ней адаптироваться. Будет очень жаль, если новая администрация откажется полностью от предыдущего наследия, в частности – от ядерной сделки с Ираном. Потому что в этом случае мир вокруг нас станет менее устойчивым», – добавил он.
И отмечает, что труднопрогнозируемость окружающего Казахстан мира задевает и Россию, у которой сейчас тот же президент, тот же премьер-министр, что и раньше, но задачи северный сосед при этом формулирует совершенно по-другому.
«Свой третий президентский срок Путин начинал больше на консервативной волне, это был умеренный консерватизм, а сейчас объявлена борьба с дремучим консерватизмом, с бюрократической мертвечиной, что будет дальше? Путин найдет в себе немного Медведева? Или все останется как было?», – пояснил эксперт свою мысль.
При этом политическая интеграция с той или иной стороной становится столь же непредсказуемой по своим последствиям – г-н Нурша отметил, что после того, как Россия «стала силой, трансформирующей пространство вокруг себя», возникли вопросы и к ее союзникам.
«После вовлечения России в сирийский процесс, уже поднимаются вопросы о союзнических обязательствах стран ОДКБ, это тоже интересно – распространяются ли эти обязательства на события вне зоны территориальной ответственности ОДКБ? Можно ли расценивать нападение на российский контингент в Сирии, как нападение на всех участников ОДКБ? Все эти вопросы появились не сегодня, а вчера, но ответы на них придется искать всем вместе завтра», – отмечает он.
Меняются и другие участники евразийского процесса: Кыргызстан и Армения стали парламентскими республиками либо накануне вступления в ЕАЭС, либо после вступления в него, в связи с чем, по мнению г-на Нурши, никто не может предсказать, как будут меняться отношения внутри евразийской пятерки. И вообще, по его мнению, сейчас на первый план выходит роль сильных лидеров в ряде стран.
«Россия – это существенный фактор современной политики, благодаря сильному лидерству, – считает политолог. – И вообще, мы вступаем в эпоху сильных лидеров: сильный лидер в Китае, сильный лидер в России, сильный лидер в США – и теперь интересно, куда нас эти сильные лидеры выведут, и готовы ли они найти в себе силы идти на компромисс. Здесь играет роль не только фактор России, но и Владимира Путина, потому что он стал целой эпохой, и интересно и важно, чем закончится эта эпоха и в какое качество она перейдет», – заключает он.
