Почему в Казахстане почти невозможна реабилитация «банкротов»

Опубликовано
Знает исполнительный директор ТОО «Агентство финансовой безопасности» Роман Конев

Новые поправки в закон о банкротстве действительно создают дополнительные плюсы и упорядочивают правоприменение в той части, что касается процедуры банкротства. А вот в отношении процедуры реабилитации внесенные изменения хотя и улучшают документ частично, но не решают основные проблемы. 

По моему мнению, в этой части закон сырой и недоработанный. Скажу честно: в моей практике – а я много лет защищаю в судах интересы предпринимателей – мне ни разу не удалось провести реабилитацию ни одного предприятия до конца. Главная причина – это сложившаяся судебная практика.

Всякий раз, когда я получаю отказ в применении процедуры реабилитации к тому или иному предприятию, понимаю, что можно быть семи пядей во лбу, иметь контракты, иметь любую доказательную базу, но суд все равно откажет, а если и удовлетворит, то апелляционная инстанция отменит это решение или в крайнем случае направит на новое рассмотрение. 

Мотивировка всегда одинаковая: «Заявитель не доказал свою неплатежеспособность и/или не доказал реальную возможность восстановления платежеспособности». При этом суды не принимают во внимание ничего, в том числе и заключение временного администратора, который считает, что предприятие имеет возможность восстановиться, хотя это главное основание.

Кредиторы, а это в основном банки, против реабилитации, так как эта процедура лишает их доступа к залогам, то есть они не могут получить деньги здесь и сейчас. А то, что предприятие обанкротится, исчезнут рабочие места, перестанут поступать налоговые платежи, им все равно. При этом аргумент один: нормативное постановление Верховного суда от 2 октября 2015 года № 5, согласно которому надо доказать суду свою неплатежеспособность или угрозу ее наступления.

Неплатежеспособность – это неспособность платить, то есть единовременно погасить обязательства, иными словами, выплатить деньги в полном объеме и сразу. Это понятно кому угодно, но только не судейскому корпусу. В законе написано: процедура реабилитации применяется, если обязательства перед иными кредиторами не исполнены в течение трех месяцев с момента наступления срока их исполнения и в совокупности составляют сумму не менее 300 МРП для индивидуальных предпринимателей и не менее 1000 МРП для юрлиц. 

Казалось бы, все понятно: три месяца не исполняется договор банковского займа, кредитор выставляет требование погасить всю задолженность сразу, предприятие этого сделать не в состоянии и обращается за применением процедуры реабилитации. Временный администратор на основании имеющихся данных дает заключение: предприятие неплатежеспособно, но есть возможность восстановления. Суд удовлетворяет заявление. 

В течение трех месяцев предприятие и кредиторы совместно разрабатывают план реабилитации, план утверждается судом, и компания выходит из кризиса, начиная исполнять свои обязательства и восстанавливая свою платежеспособность. Объект работает, гасятся долги, платятся налоги. Это то, как должен работать закон, на практике – все наоборот. 

Предприятие обращается в суд, временный администратор дает заключение, судья, кивая головой, выслушивает, и тут выходит представитель банка и заявляет, что финансовая организация против процедуры, ссылается на постановление Верховного суда, даже без конкретики – и суд отказывает предпринимателям.

Отдельный момент при рассмотрении дел о реабилитации – позиция уполномоченного органа, то есть департамента государственных доходов (ДГД, территориальные подразделения Комитета госдоходов Минфина. – «Курсив»). Представители ДГД почти всегда выступают против восстановления производства. Доводы разные и в большинстве своем юридически необоснованные, и все направлены в защиту кредиторов.

Вернемся к закону и постановлению. В них сказано, что предприятию нужно доказать неплатежеспособность и показать реальную возможность восстановления платежеспособности. О неплатежеспособности я уже говорил. Теперь вопрос: как может быть доказана реальная возможность? «Реальная» и «возможная» – несовместимые термины. Мало того, подобное определение противоречит сути закона. Меры могут сработать, а могут и нет. В первом случае предприятие восстанавливается, во втором – банкротится. Но как можно доказать реальную возможность восстановления!

Всякий раз, когда я получаю немотивированные и нелогичные отказы в судах, у меня создается впечатление, что это игра в одни ворота. Очень часто судьи задают вопрос: «Хорошо, допустим, я удовлетворю заявление, но как вы будете согласовывать план реабилитации, если основные кредиторы против?» То есть судьи подтверждают элементарное злоупотребление кредиторами правом. Почти всегда кредиторы откровенно саботируют реабилитацию и не согласовывают план действий. Никто не видит в этом прямое неисполнение судебного решения, и никто ни разу не привлек к ответственности какой-либо банк за это нарушение.

Что касается банкротства: к данной части закона есть претензии, но они незначительны, за исключением одной – закон не предусматривает ответственности за доведение до банкротства третьими лицами. В моей практике несколько раз были факты, когда банк по разным причинам недодавал заемщику денег, причем малую часть из большой суммы, но последнюю. Одно из таких предприятий, вложив в объект строительства все заемные средства и значительную часть собственных, так и не смогло запустить в коммерческую эксплуатацию построенный объект рыночной стоимостью около 6 млрд тенге: просто банк не провел последний транш в 84 млн. На строительство объекта было потрачено около 2 млрд заемных средств и столько же своих, но предприятие так и не начало работать. Банку при этом писались письма, давались пояснения, что без этих денег сорвется вся планируемая деятельность, но денег финансисты не дали.

В итоге просрочка, требование о досрочном погашении суммы займа целиком, судебное решение о взыскании, арест всех счетов. Предприниматель настаивал на реабилитации. Нам отказали, так как, по мнению суда, компания не доказала свою неплатежеспособность. Почему банкиры недодали денег на последнем этапе? Все просто: сумма зай­ма – 2 млрд тенге, рыночная стоимость объекта – 6 млрд, но банк оценивает его в 4 млрд. Неизвестно, по какой цене уйдет это предприятие с торгов, но здесь можно предположить и рейдерский захват, и теневой доход сотрудников финансовой организации.

Резюмируя вышесказанное, считаю, что нашей стране нужны два совершенно новых раздельных закона: один – о реабилитации, а второй – о банкротстве. Они будут пересекаться между собой, но не должны существовать как единое целое. А пока есть существующий, это идеальная площадка для рейдерства и коррупции.

Читайте также